С 1950 года, как я уже сказал, Энди перестал бороться с сестрами. За
него все сделали Стэмос и Хендлей. Если бы Энди Дюфресн подошел к
кому-нибудь из них или к любому другому охраннику, который был
проинструктирован Стэмосом, и сказал лишь слово - все сестры в Шоушенке
отправились бы спать этой ночью с сильнейшей головной болью. И сестры
смирились. К тому же, как я уже отмечал, вокруг всегда находятся
восемнадцатилетние угонщики автомобилей, какие-нибудь мелкие воришки и
поджигатели, достаточно смазливые на вид и не способные за себя постоять. А
Энди, с того самого дня на крыше, пошел своим путем.
Теперь он стал работать в библиотеке под начальством крепенького
старичка, которого звали Брукс Хетлен. Хетлен занял эту должность в конце
двадцатых по той причине, что он имел высшее образование. Если честно, его
специализация была как-то связана с животноводством, но высшее образование в
такой конторе, как Шенк - большая редкость, а на безрыбье, как известно, и
рак - рыба.
В 1952 году Брукс, который прикончил свою жену и дочь, проигравшись в
покер, еще когда Кулидж был президентом, был освобожден. Как обычно,
государство в своем милосердии позволило ему выйти на свободу только тогда,
когда любой шанс влиться в общество остался для него далеко позади. Хетлену
было 68. Он страдал артритом. И когда он выходил из главных ворот тюрьмы с
бумагами, свидетельствующими о его освобождении, в одном кармане старенького
пиджака и автобусным билетом до Грейхоунда в другом, он плакал. Он шел в
мир, который был ему так же чужд, как земли, лежащие за неизведанными
морями, для путешественников пятнадцатого века. Для Брукса Шоушенк был всем,
был его миром. Здесь он имел какой-то вес, был библиотекарем, важной
персоной, образованным человеком. Если же он придет в библиотеку Киттери,
ему не доверят даже картотеки. Я слышал, бедняга умер в приюте для
престарелых в 1953 году. Он продержался на полгода больше, чем я
предполагал. Да, государство сыграло злую шутку с этим человеком. Сперва
заставило его привыкнуть к неволе, потом выкинуло за тюремные стены, не
предоставив ничего взамен.
Энди был библиотекарем после ухода Хетлена в течении 23 лет. Он проявил
все ту же настойчивость и силу, что я неоднократно наблюдал у него, чтобы
добиться для своей библиотеки всего необходимого. И я своими глазами видел,
как тесная комнатушка, пропахшая скипидаром, поскольку раньше здесь
находилась малярная подсобка с двумя убогими шкафчиками, заваленными "Ридер
Дайджест" и географическими атласами, превратилась в лучшую тюремную
библиотеку Новой Англии. Он делал это постепенно. Повесил на дверь ящик для
предложений и терпеливо переносил такого рода записки, как "пожалуйста,
больше книжек про трах" или "искусство побега в двадцати пяти лекциях". Энди
узнавал, какими предметами интересуются заключенные, а потом посылал запросы
клубы Нью-Йорка и добился того, чтобы два из них, "Литературный союз" и
"Книга месяца", высылали ему издания из своих главных выборок по предельно
низким ценам. Он обнаруживал информационный голод у заключенных, и даже если
дело касалось таких узкоспециальных вещей, как резьба по дереву, жонглерство
или искусство пасьянса, всегда умел найти нужную литературу. Конечно, не
забывал о популярных изданиях - Стенлей Гарднер и Луи Амур. Он выставил
шкафчик с книгами в мягких обложках под контрольной доской, тщательно
проверил, возвращаются ли книги и в каком состоянии, но они все равно быстро
затрепывались до дыр, с этим ничего нельзя было поделать.
В августе 1954 года он стал подавать запросы в Сенат. Комендантом
тюрьмы тогда уже был Стэмос. Этот человек уверился в том, что Энди - нечто
вроде талисмана, и проводил много времени в библиотеке, болтая с ним о том,
о сем. Они с Энди были на короткой ноге, Гред часто усмехался и даже
похлопывал его по плечу.
Как-то он начал объяснять Энди, что если тот и был банкиром, то эта
часть его жизни осталась в прошлом, и пора бы приспособиться к изменившейся
ситуации и привыкнуть к фактам тюремной жизни. В наше сложное время для
денег налогоплательщиков, идущих на содержание тюрем и колоний, есть только
три позволительные статьи расходов. Первая - больше стен, вторая - больше
решеток и третья - больше охраны. По мнению сената, продолжал Стэмос, люди в
Шоушенке, и Томэстене, и в Пицфилде - отбросы общества. Раз уж они попали в
такое место, они должны влачить жалкое существование. И ей богу, для
заключенных действительно ничего хорошего не светит. И от твоего желания
зависит слишком мало, чтобы ты мог что-то изменить.
Энди улыбнулся едва заметно и спросил Стэмоса, что случится с гранитным
блоком, если капли воды будут падать на него день за днем, в течение
миллиона лет. Стэмос рассмеялся и хлопнул Энди по спине:
- У тебя нет миллиона лет, старик, но если бы был... я уверен, ты
сделал бы все, что захочешь, вот с этой усмешечкой. Продолжай писать свои
письма. Я могу даже опускать их для тебя, если ты заплатишь за марки.
И Энди продолжал. Хотя Стэмос и Хендлей уже не могли увидеть итогов его
трудов. Запросы для библиотечных фондов регулярно возвращались ни с чем до
1960 года, затем Энди получил чек на две сотни долларов. Сенат пошел на это
в явной надежде, что надоевший проситель наконец заткнется. Но не тут то
было! Энди только усилил нажим: два письма в неделю вместо одного. В 1962
году он получил четыре сотни долларов, и до конца шестидесятых на счет
библиотеки каждый год, с точностью часового механизма, высылались семьсот
долларов. В 1971 году сумма была увеличена до тысячи. Не так уж много, если
сравнивать с субсидией, получаемой средней библиотекой в небольшом городке,
но на тысячу долларов можно купить достаточно Перри Мейсона и вестерна Джека
Логайа. К этому времени вы могли зайти в библиотеку, разросшуюся до трех
просторных комнат, найти почти все, что желаете. А если чего-то не нашли, то
Энди сможет помочь, будьте уверены.
Вы спрашиваете, произошло ли все это потому, что Энди научил Байрона
Хендлея, как спасти свое наследство от налогов. Да, но не только. Судите
сами, что происходило дальше.
Можно сказать, в Шенке появился добрый финансовый волшебник. Летом 1950
года Энди помог оформить займы двум охранникам, которые хотели обеспечить
высшее образование своих детей. Он посоветовал парочке других, как лучше
всего провернуть маленькие авантюры с акциями, и на столько успешно, что
один из этих парней пошел в гору и смог взять отставку через два года. И я
уверен, что сам Джордж Дуней консультировался у Энди по финансовым вопросам.
Это было перед тем, как старикана выгнали с работы, и он еще спокойно спал и
грезил о миллионах, которые принесет его книга по статистике. С апреля 1951
года Энди делал все финансовые расчеты для доброй половины администрации
Шоушенка. А с 1952, пожалуй для всех. Ему платили тем, что в тюрьме ценится,
подчас, дороже золота - покровительством и хорошим отношением. Позже, когда
комендантом стал Гред Стэмос, Энди приобрел еще больший вес. Если я
постараюсь объяснить вам специфику ситуации, которая к этому привела, я
окажусь в затруднительном положении. О некоторых вещах можно только
догадываться. Зато другие я знаю наверняка. Известно, например, что
некоторые заключенные обладают особыми привилегиями: радио в камере, более
частые визиты родственников, прочие такого рода приятные мелочи, и у каждого
из них за тюремными стенами есть "ангел". Так называем мы покровителей,
которые оплачивают безбедное существование близкого для них человека в
тюрьме. И если кто-то освобождается от субботних работ, будьте уверены, что
здесь не обошлось без "ангела". Все происходит привычным, проверенным путем.
Деньги за услугу передаются кому-нибудь из среднего звена администрации, а
тот уже распределяет прибыль вверх и вниз по служебной лестнице.
Кроме того, при коменданте Дунее расцвели махинации в сфере
автосервиса. Некоторое время эти делишки тщательно скрывались, но затем
приобрели невиданный размах в пятидесятых. Конечно, все, кто наживался на
этом деле, платили дань верхушке администрации. И я уверен, что это верно и
для компаний, оборудование которых закупалось и устанавливалось в прачечной
и на фабрике.
В конце шестидесятых началось повальное увлечение "колесами", и все те
же административные лица были вовлечены в оборот наркотиков, и делали на
этом хорошие деньги. Конечно, речь идет не о той груде нелегальных
миллионов, что в больших тюрьмах, типа Аттики или Санкветин. Но и не
мелочевка. И заработанные таким путем деньги сами по себе становились
проблемой. Лучше не стоило класть их в бумажник, а затем, когда вам
захочется приобрести новый мерседес или построить бассейн во дворе коттеджа,
вытаскивать мятые купюры, что были получены столь грязным образом. Однажды
вам придется в соответствующем месте объяснять, каков источник вашего
дохода, и если ваше объяснение не найдут достаточно убедительным, придется
пополнить число тех, кого вы прежде контролировали, и прогуливаться по
тюремному двору с номером на спине.
Вот для чего был нужен Энди. Они вытащили его из прачечной и посадили в
библиотеку, но если взглянуть на дело с другой стороны, работа осталась той
же самой. Просто теперь ему приходилось отмывать грязные деньги, а не
грязные рубашки.
Однажды он сказал мне, что прекрасно понимает происходящее, но
нисколько не волнуется насчет своей деятельности. Те махинации, в которые он
был вовлечен, все равно продолжались бы - с его участием или без него, какая
разница... Никто не спрашивал его согласия попасть в Шоушенк, он всего лишь
невинный человек в этой чертовой тюрьме, человек, которому крупно не
повезло, а вовсе не миссионер и не апостол.
- Кроме того, Ред, - продолжал Энди со своей характерной полуусмешкой.
- То, что я делаю здесь, не слишком отличается от того, чем я занимался на
свободе. Люди, которые прибегают к моей помощи в Шоушенке, в большинстве
своем - тупые, жестокие чудовища. Люди, которые правят миром, лежащим за
этими стенами, тоже жестоки, и тоже чудовища, разве что они не настолько
тупы: планка компетентности стоит чуть повыше. Не слишком, но слегка.
- Но "колеса", - возразил я, - заставляют меня беспокоиться. Я не хочу
совать нос не в свои дела, но мне это все не приятно. Все эти
транквилизаторы, корректоры, прочие хреновины - всем этим заниматься мне
очень не хочется.
- Но ведь и я не большой сторонник колес. Ты же знаешь. Впрочем, я не
слишком увлекаюсь и спиртным... И ведь учти, не я проношу их в тюрьму, не я
их продаю. Скорее всего, этим занимаются охранники.
- Но...
- Знаю, что ты хочешь сказать. Есть люди, Ред, которые отказываются
участвовать во всем этом. Они не хотят марать руки. Это называют святостью,
и белый голубь садится на плечо твое и гадит тебе на рубашку. Есть другая
крайность: славные малые, которые готовы валяться в грязи и вымазываться в
дерьме ради всего, что принесет им доллар - оружие, наркотики, да все, что
угодно. Тебе ведь предлагали такого рода контракты?
Я кивнул. Такое случалось неоднократно на протяжении многих лет. Люди
видят, что вы тот человек, который может достать все и, заключают они, если
вы приносите им батарейки для радио или сигарету с травкой, то так же легко
можете предоставить им парня, который может по их заказу сунуть кому-нибудь
перо под ребра.
- Да, от тебя этого ожидают, Ред Но ты ведь этого не сделаешь. Потому
что ты знаешь, что есть третий путь, его и выбирают такие люди, как мы. Да и
все разумные люди в этом обществе. Ты балансируешь по самому краю, выбираешь
меньшее из двух зол и следишь за тем, чтобы волки были сыты и овцы целы. И
можно сделать вывод, насколько хорошо у тебя это получается, изучив,
насколько хорошо ты спишь и не видишь ли кошмаров. Можно действовать среди
всей этой грязи, имея перед собой добрые намерения.
- Благие намерения? - засмеялся я. - Слыхали мы о таком. Говорят, ими
дорога в ад вымощена.
- Не верь в это. - Отвечал Энди, чуть помрачнев. Мы уже в аду. Он прямо
здесь, в Шенке. Они торгуют наркотиками, и я говорю им, как отмыть деньги,
на этом нажитые. Но я также держу библиотеку, и знаю добрые две дюжины
ребят, которые после подготовки, с помощью моей литературы, смогут
продолжить образование. Возможно, когда они выйдут отсюда, то не пропадут в
этом жестоком мире. Когда в 1957 году я просил вторую комнату для
библиотеки, я получил ее. Потому что администрации выгодно видеть меня
счастливым. Я беру не дорого. И доволен.
