Вот как случилось, что в конце второго дня работы бригада заключенных,
перекрывающих крышу фабрики в 1950 году, в полном составе сидела под
весенним солнышком с бутылками "Блек Лейбл". И это угощение было
предоставлено самым суровым охранником, когда-либо бывшем в Шоушенке. И хотя
пиво было теплым, такого чудного вкуса в моей жизни я еще не ощущал. Мы, не
спеша, отхлебывали по глоточку, ощущали солнечные лучи на своей коже, и даже
полупрезрительное, полуизумленное выражение лица Хедлея, будто он наблюдал
пьющих пиво обезьян, никому не могло испортить настроение. Это продолжалось
двадцать минут, и двадцать минут мы чувствовали себя свободными людьми.
Словно ремонтируешь крышу собственного дома и спокойно попиваешь пивко,
делая перерыв, когда захочется.
Не пил только Энди. Я уже рассказывал о его привычках, касающихся
алкоголя. Он привалился в тени, руки между коленями, поглядывая на нас с
легкой улыбкой. Просто удивительно, как много людей запомнило его таким, и
удивительно, как много народу было на крыше в тот день, когда Энди Дюфресн
одолел Байрона Хедлея. Я-то думал, что нас было человек девять десять, но к
1955 году уже оказалось не меньше двух сотен или даже больше...
Итак, вы хотите получить прямой ответ на вопрос, рассказываю ли я вам о
реальном человеке, или же передаю мифы, которыми обросла его личность, как
крошечная песчинка постепенно вырастает в жемчужину. Но я не смогу ответить
определенно. И то и другое, пожалуй. Все, в чем я уверен - Энди Дюфресн был
не такой, как я или кто-нибудь еще из обитателей Шоушенка. Он принес сюда
пять сотен долларов, но этот сукин сын ухитрился пронести сквозь тюремные
ворота нечто гораздо большее. Возможно, чувство собственного достоинства,
или уверенность в своей победе... или, возможно, просто ощущение свободы,
которое не покидало его даже среди этих забытых богом серых стен. Казалось,
от него исходит какое-то легкое сияние. И я помню, что лишь раз он лишился
этого света, и это тоже будет часть моего рассказа.
