Но вы понимаете, что такие случаи, как Сид Недью с тем приятелем,
который спокойно ушел с картофельного поля, очень редки. Столько счастливых
совпадений должны предшествовать такой удачной попытке, а такой человек, как
Энди, не может ждать десятки лет, пока предоставится шанс.
Возможно, вы помните, я упоминал парня по имени Хенлей Бакус, бригадира
в прачечной. Он пришел в Шоушенк в 1922 году и умер в тюремном лазарете
тридцать один год спустя. Побеги и попытки к побегу были его хобби. Возможно
потому, что он никогда не пытался проделать этого сам. Он вывалит перед вами
сотню различных схем, все совершенно сумасшедшие, и все рано или поздно были
кем-то испробованы в Шоушенке. Мне больше всего нравилась байка о Бивере
Моррисоне, который в подвале фабрики попробовал из каких-то отходов
смастерить глайдер. Эта штука действительно должна была летать: он
пользовался чертежами из старой книжки под названием "Занимательные
технические опыты для юношества". В соответствии с рассказом, Морисон
построил глайдер, и его не обнаружили. Только он, к сожалению, обнаружил,
что в подвале нет дверей таких размеров, через которые можно вывести
проклятую штуковину наружу.
И таких историй Хенлей знал две дюжины, не меньше. Однажды он говорил
мне, что за время его пребывания в Шоушенке он слышал более чем о
четырехстах попытках бежать из тюрьмы. Только подумайте об этой цифре -
четыреста попыток! Это выходит по двенадцать целых девять десятых на каждый
год, который провел в нашей тюрьме Хендлей Бакус. Можно основывать клуб
"лучший побег месяца". Конечно, большинство из них были совершенно
непродуманными и идиотскими и заканчивались примерно так: охранник хватает
за руку какого-нибудь беднягу и вопрошает: "Куда это ты собрался, кретин,
мать твою так?!"
Хендлей сказал, что классифицирует как серьезные чуть более шестидесяти
попыток. И он включает сюда знаменитое дело тридцать седьмого года, когда
строился новый административный корпус, и четырнадцать заключенных сбежали,
воспользовавшись плохо запертым оборудованием. Весь южный Майн впал в панику
по поводу четырнадцати "жутких уголовников", большинство из которых были до
смерти напуганы и имели какие-то соображения, куда им теперь податься, не
более чем кролик, выскочивший вдруг на оживленную трассу под свет фар бешено
несущихся машин. Никто из четырнадцати не смог уйти. Двое были застрелены -
жителями, а не полицией и не персоналом тюрьмы - и ни один не ушел.
Сколько побегов происходило между 1937 годом, когда я попал в Шоушенк,
и тем октябрьским днем, когда мы говорили о Зихуантанезо? Складывая свою
информацию с информацией Хендлея, я полагаю, что десять. Десять вполне
успешных. Но я предполагаю, что не меньше половины из этих десяти теперь
сидят в других заведениях типа Шоушенка. Потому что к неволе привыкаешь.
Когда у человека отнимают свободу и приучают его жить в клетке, он теряет
способность мыслить как прежде." Он как тот самый кролик, испуганно
вжимающийся в асфальт, по которому несутся машины. Чаще всего эти ребята
заваливаются на каком-нибудь небрежно сработанном деле, у которого не было
ни шанса на успех... И все почему?
Потому, что они просто хотят за решетку, туда, где надежнее и
спокойнее.
Энди таким не был, а вот я был. Идея увидеть Тихий океан звучала
прекрасно, но действительно оказаться там... Эта мысль меня до смерти
пугала.
В любом случае, в день того разговора о Мехико и Питере Стивенсе я
поверил, что у Энди есть план побега. Я молил Бога, чтобы он был осторожен,
если это так. И все равно я не стал бы биться об заклад, что у него большие
шансы на успех. Нортон пристально следил за Энди, не спуская с него глаз.
Энди для него не был обыкновенным двуногим существом с номером на спине, как
другие заключенные. У Энди были мозги, которые Нортон хотел использовать, и
дух, который он хотел сломить.
Если за тюремными стенами в свободном мире где-то есть честные
политики, то наверняка есть и честные охранники в тюрьме. И они не
покупаются. Но ведь встречаются среди охраны и ребята с другими взглядами на
жизнь, и если у вас достаточно здравого смысла и денег, кто-нибудь вовремя
закроет глаза - и успех вашего побега обеспечен. Не стану говорить, что
никто никогда не пользовался таким способом. Но он был явно не для Энди:
бдительность Нортона была известна всем охранникам, и собственная шкура и
работа были им все же дороги.
Никто не собирался посылать Энди в группе, задействованной в программе
"Путь к искуплению", куда-либо за ограду Шоушенка. По крайней мере, пока
списки групп подписывал Нортон. И Энди не был таким человеком, который мог
бы воспользоваться способом Сида Недью.
Был бы я на его месте, мысль о ключе бесконечно угнетала бы меня.
Каждую ночь я едва ли мог бы сомкнуть глаза и видел бы кошмарные сны.
Бакстон менее чем в тридцати милях от Шоушенка. Так близко и в то же время
так далеко!
Я оставался при своем мнении, что лучше всего пригласить адвоката и
требовать пересмотра дела. Хоть как-то вырваться из под контроля Нортона.
Возможно, Томми Вильямсу действительно заткнули рот этой чертовой отпускной
программой. Но я не уверен. Скорее всего, крутой мужик из адвокатуры
Миссисипи, поработав немного, сумеет Томми расколоть. И вряд ли ему придется
слишком долго трудиться: мальчик был искренне привязан к Энди. Неоднократно
я приводил все доводы, снова и снова повторял, что это лучший шанс на успех,
а Энди только улыбался, говоря, что он над этим подумает.
Как выяснилось, он много над чем думал в те дни... В 1975 году Энди
Дюфресн сбежал из Шоушенка. Его не вернули, и я уверен, этого никогда не
произойдет. Да и вряд ли сейчас где-нибудь существует такой Энди Дюфресн. Но
я более чем уверен, что в Зихуантанезо живет человек по имени Питер Стивене.
Владелец небольшого отеля на тихоокеанском побережье.
