А теперь я расскажу, что случилось в середине мая 1950 года, после чего
Энди окончательно выиграл свою войну с сестрами. После этого происшествия он
также сменил работу: перешел из прачечной, куда его определили, когда он
вступил в нашу маленькую счастливую семейку, в библиотеку.
Вы могли уже заметить, что большинство из рассказанного мною - слухи и
сплетни. Кто-то увидел, кому-то рассказал, через десятые руки все попало ко
мне, и я вам пересказываю. Ну что же поделаешь, приходится пользоваться
всякими источниками, в том числе и не проверенными, если хочешь быть в курсе
событий. Просто нужно уметь выщелять крупицу истины из тонн лжи, пустых
сплетен и тех частых случаев, когда желаемое выдается за действительное. Вам
может показаться также, что я описываю человека, который больше похож на
легендарного персонажа, чем на мужчину из плоти и крови. Для нас,
долгосрочных заключенных, знавших Энди на протяжении многих лет, не только в
рассказах о нем, но и в самой его личности было что-то мифическое, некий
неуловимый аромат магии, если вы понимаете, о чем я говорю. Все, что я
рассказывал об Энди, сражающемся с Богсом Даймондом - часть этого мифа, и
прочие события, связанные с Энди, и как он получил свою новую работу.., но с
одной существенной разницей: я был свидетелем последнего происшествия, и я
могу поклясться именем своей матери, что все, что расскажу сейчас - правда.
Понимаю, что слово убийцы вряд ли имеет большую ценность, но вы уж мне
поверьте.
К тому времени мы с Энди были уже довольно близки. Парень относился ко
мне с уважением, и явно предпочитал мое общество любому другому. Да и я, как
уже говорил, оценил его по достоинству с самого начала. Кстати, забыл
рассказать еще об одном эпизоде. Прошло пять недель с тех пор, как я принес
Риту Хейворт, и я уже забыл об этом в повседневной суете, и вот однажды
вечером Эрни принес мне небольшую коробочку.
- От Дюфресна, - произнес он, не выпуская щетки из рук, и исчез.
Мне было чертовски интересно, что же там может быть, и я разворачивал
белый картон, которым оказалась забита коробка, с нетерпением. И вот...
Я долгое время не мог оторвать глаз. Несколько минут я просто смотрел,
и мне казалось, что к ним невозможно притронуться, так хороши были эти
камешки. Все же в этом ублюдском мире, во всей этой мышиной возне и суете,
во всем этом навозе встречаются иногда поразительно красивые вещи, радующие
человеческий глаз, и беда многих в том, что они об этом забыли.
В коробке лежали два тщательно отполированных кусочка кварца, имеющие
форму плавников. Вкрапления пирита давали металлический отблеск, и золотые
вспышки играли на шлифованных гранях камней. Если бы они не были достаточно
тяжелыми, из них получились бы шикарные запонки.
Как много труда ушло на то, чтобы превратить грязные камни с
прогулочного двора в это чудо! Сперва отчистить их, затем придавать форму
молоточком, и наконец, бесконечная полировка и заключительная отделка. Глядя
на эти камешки, я испытывал нечто вроде восхищения родом человеческим -
чувство, посещающее меня очень редко и вполне понятное, когда вы смотрите на
что-то прекрасное, действительно приковывающее взгляд, сделанное
человеческими руками. Мне кажется, это и отличает нас от животных...
Конечно, я восхищался Энди, его необыкновенным упорством, еще одно
проявление которого мне предстояло увидеть собственными глазами. Но об этом
речь впереди.
В мае 1950 года администрация тюрьмы решила подновить крышу нашей
фабрики. Лучше всего было делать это теперь, пока не наступила убийственная
летняя жара, и начался набор желающих. Их оказалось много, человек
семьдесят, потому что май - чертовски приятный месяц для работы на свежем
воздухе. Девять или десять бумажек с именами было вытащено из шапки, и
случилось так, что среди них оказалось мое имя и Энди.
На следующей неделе мы прошли через прогулочный двор после завтрака с
двумя охранниками впереди и двумя позади... не считая тех парней на вышках,
что не забывали окидывать взглядом все вокруг себя, благо бинокли у них
весьма неплохие.
Четверо несли большую лестницу, и ее прислонили к стене низкого
плоского строения, и забрались на крышу. Там мы начали заливать поверхность
расплавленным гудроном, выливая его полными черпаками и распределяя жесткими
щетками по поверхности.
Внизу сидели шесть охранников. Для них эта затея с крышей обернулась
великолепным недельным отпуском. Вместо того, чтобы вдыхать порошки в
прачечной или пылиться рядом с подметающими двор заключенными, короче
говоря, хоть как-то работать, они сидели на майском солнышке, облокотившись
о низкий парапет, и чесали языки.
На нас они смотрели вполглаза, потому что южная стена была достаточно
близко, бежать было некуда, а человек на крыше был прекрасной мишенью, и в
случае неверного движения заняло бы пару секунд прострелить любому из нас
череп. Итак, ребята сидели и расслаблялись, каждый из них был вполне доволен
собой, и не хватало лишь хорошего крепкого коктейля со льдом, чтобы
чувствовать себя хозяином мироздания.
Один из них был тип по имени Байрон Хедлей, и в 1950 году, когда
происходили все эти события, он находился в Шоушенке более долгое время, чем
даже я. Более долгое, чем два последних коменданта вместе взятые. Тот, кто
находился у власти в 1950 году, был урод по имени Джордж Дуней. Он был янки,
и все его терпеть не могли, кроме, наверное, тех людей, что назначили его на
эту должность. Я слышал, что в этой жизни его интересовали только три вещи.
Во-первых, статистика для книги, которая потом вышла в каком-то небольшом
издательстве, вероятно, за его счет. Во-вторых, какая команда выиграла
бейсбольный чемпионат в сентябре каждого года. И в-третьих, он добивался,
чтобы в Майне была принята смертная казнь. Джордж Дуней был большим
сторонником смертной казни. Он полетел с работы в 1953 году, когда вскрылись
его махинации, связанные с автосервисом в тюремном гараже. Он делился
доходами с Байроном Хендлеем и Гредом Стэмосом, но двое последних вышли
сухими из воды. Никто не сожалел, когда выгнали прежнего начальника, но
назначение на его место Греда Стэмоса было довольно неприятной новостью. Это
был коротышка с крепкой нижней челюстью, словно предназначенной для
бульдожьей хватки, и холодными карими глазами. Он все время усмехался,
болезненно кривя лицо, будто хотел в сортир или у него болела селезенка.
Когда Стэмос пришел на пост коменданта, в Шоушенке начали твориться такие
зверства, о которых прежде не было слышно. И кажется, хотя я не вполне
уверен, что полдюжины могил для странным образом исчезнувших людей, что
стояли поперек дороги нового начальника, были вырыты в лесу, что простирался
к западу от тюрьмы. Конечно, и в прошлом коменданте не было ничего хорошего,
но Гред Стэмос был жестоким, убогим, а потому особо отвратительным типом.
Он был добрым приятелем с Байроном Хендлеем. Как начальник, Джордж
Дуней был не более, чем пешкой в руках этих двоих, которые действительно
держали всю тюрьму.
Хендлей был высокий мужчина с неуклюжей ковыляющей походкой и редкими
рыжими волосами. Он легко загорал на солнце, всегда громко говорил, и если
вы недостаточно быстро подходили на его отклик, мог ткнуть вас как следует
рукоятью своего пистолета. В тот день, на крыше он разговаривал с другим
охранником по имени Мерт Энтвистл.
Хендли получил неожиданно хорошую новость, и усмехался своей желчной
злорадной усмешкой. Это был его стиль. У этого человека ни для кого не
находилось доброго слова, и он был уверен, что весь мир против него. Этот
мир и все эти ублюдки, его населяющие, испортили ему лучшие годы его жизни,
и они были бы счастливы испортить остаток его дней. Я видел несколько
тюремных офицеров, которые выглядели вполне умиротворенными и счастливыми, и
понимал, как они к этому пришли. Для этого достаточно видеть разницу между
их жизнями, возможно, полными страданий, борьбы и нищеты, и состоянием
людей, за которыми они присматривают. Так вот, те офицеры, о которых я
говорю, смогли увидеть разницу и сделать соответствующий вывод. Остальные не
смогли и не захотели.
Для Байрона Хендлея не было и речи ни о каком сравнении. Он может
спокойно сидеть здесь под теплым майским солнышком, болтать всякий вздор,
тогда как в десяти футах от него работает, обливаясь потом, и обдирая себе
ладони о большие ковши с кипящим гудроном, группа заключенных, каждодневный
труд которых был настолько тяжел, что теперь они даже ощущали облегчение. Вы
можете припомнить старый вопрос, который обычно задают, чтобы проверить,
являетесь ли вы оптимистом или пессимистом. Для Байрона Хендлея ответ всегда
будет одинаков: стакан полупустой. Во веки веков аминь. Если вы предложите
ему стаканчик превосходного апельсинового сока, он скажет, что мечтал об
уксусе. Если вы похвалите верность его жены, он ответит, что не удивительно:
на эту уродину никто и не прельстится.
Так он сидел, разговаривая с Мертом Эндвислом достаточно громко, так,
что мы слышали каждое слово, и его широкий белый лоб уже начинал краснеть
под солнечными лучами. Одной рукой он опирался на парапет, окружающий крышу.
Другую положил на рукоять своего револьвера 38 калибра.
Мы все слушали его рассказ вместе с Мертом. Суть была в том, что
старший брат Хендлея свалил в Техас лет четырнадцать назад и с тех пор,
сукин сын, ни разу не давал о себе знать. Семья решила, что он уже погиб,
причем давно. Но неделю назад раздался звонок из Остина, это был адвокат,
сообщивший, что брат Хендлея умер четыре месяца назад довольно богатым
человеком.
- Меня всегда поражало, - говорил Хендлей, этот благороднейший из
смертных, - как удача может приваливать к таким ослам, как мой милый братец.
Деньги пришли к покойному как результат операции с нефтью, и это было что-то
порядка миллиона долларов.
Нет, Хендлей не стал миллионером. Возможно, это даже его сделало бы
счастливым, хотя бы не надолго. Но брат оставил каждому из членов семьи
кругленькую сумму, 35 тысяч долларов, что тоже, казалось бы, очень неплохо.
Но для Байрона Хендлея стакан всегда полупустой. И уже полчаса он
занимался тем, что жаловался Мерту на проклятое правительство, которое хочет
хапнуть хороший кусок его наследства.
- Ну вот, теперь я останусь без новой машины. Да если у меня и хватит
на нее, тоже приятного мало, - нудел он. - Нужно платить неслыханную цену за
саму машину, потом тебе влетит в копеечку ремонт и техобслуживание, потом
эти идиотские дети начинают упрашивать вас покатать их и...
- И самим поводить машину, если они уже достаточно взрослые, -
подхватил Мерт. Старина Мерт Энтвостл прекрасно знал, где собака зарыта. И
он не произнес вслух того, что было очевидно для него, как и для всех нас:
"Если тебе так мешают эти деньги, лапонька моя, я уж как-нибудь постараюсь
постепенно тебя от них избавить. Для чего и существуют друзья".
- Да-да, водить машину, а еще учиться этому, получать права, о боже! -
Байрон содрогнулся. - И что происходит под конец года? Если в твоих расчетах
что-то не то, если ты превысил кредит, они заставят тебя платить из
собственного кармана или, что еще хуже, обращаться в одно из этих еврейских
агентств по займу. И они везде тебя достанут, будь уверен. Если уж
правительство решило проконтролировать твои расходы, будь спокоен, обдерут
до ниточки. Кто станет сражаться с Дядей Сэмом? Он высосет из тебя все соки,
выбросит, на помойку, и все это считается в порядке вещей. Боже мой.
Он замолчал и погрузился в тягостные раздумья о неприятностях, которые
выпали ему на долю из-за того, что он имел несчастье получить 35 тысяч
наследства. В это время Энди Дюфресн в пятнадцати футах от него
распределявший гудрон по крыше, опустил свою щетку в бадью и пошел прямо к
Мерту и Хендлей.
Мы все замерли, и я увидел, как один из охранников, Тим Янблуд, опустил
руку на рукоять пистолета. Один из работавших парней дернул своего соседа за
рукав, и оба тоже повернулись. В какое-то мгновение я подумал, что Энди
решил получить пулю в лоб. А он сказал Хендлей очень мягко: - Простите,
доверяете ли вы своей жене? Хендли тупо уставился на него. Кровь приливала к
его лицу, и я знал, что это плохой знак. Секунды через три он схватится за
свой пистолет, и Энди получит сильнейший удар рукоятью в солнечное
сплетение. Если не рассчитать силы, удар в это место может убить человека,
но охранники этого избегают. Вы просто валяетесь в парализованном виде
достаточно долго, чтобы забыть, что вы планировали прежде, чем получили эту
передышку.
- Мальчик, - произнес Хендли, - я даю тебе последний шанс поднять свою
щетку. Затем ты съедешь с этой крыши на голове.
Энди спокойно смотрел на него, глаза его были холодны, как лед. Будто
бы он не услышал угрозы охранника. Больше всего я хотел бы сейчас объяснить
ему кое-что из правил выживания здесь. Вы никогда не должны показывать, что
слышите разговор охранников. Никогда не вмешиваться в их дела. И говорить
только тогда, когда вас спрашивают и только то, что хотят услышать. Черные,
белые, желтые и краснокожие - в тюрьме все это не существенно, вот уж где
наступает всеобщее равенство! В тюрьме каждый заключенный - негр, и
приходится привыкнуть к этой идее, если вы не хотите нарваться на таких
людей, как Хендлей и Стэмос, которые убьют вас, не задумываясь. И горе вам,
если вы не осознаете этой простой идеи. Я знаю людей, которые лишились
пальцев и глаз, я знаю одного человека, который потерял кусок своего пениса
и был счастлив, что остальное осталось при нем. Но говорить что-либо Энди
было слишком поздно.
Даже если он вернется к своему занятию и молча поднимет щетку, вечером
в душе его будет подстерегать огромный тип спортивного сложения, которого
покупают обычно за несколько пачек сигарет, и который выбьет вам все зубы,
переломает ребра и оставит валяться на холодном цементном полу. Ну, по
крайней мере, я хотел бы сказать Энди, чтобы он не усугублял ситуацию.
Но мне пришлось продолжать лить гудрон на крышу, как будто ничего не
происходит. Как и все остальные, я должен в первую очередь думать о
собственной шкуре. Все же она у меня одна, а желающих свернуть кому-нибудь
шею, типа Хендлея, вокруг достаточно.
Мерт вскочил. Встал Хендлей. Поднялся с места и Тим Янблуд. Лицо
Хендлей было красное как помидор. Энди сказал:
- Возможно, я неверно это преподношу. Неважно, доверяете вы ей или нет.
Вопрос в том, верите ли вы в то.., что она не обведет вас вокруг пальца и не
бросит с деньгами на руках.
Хендлей, казалось едва не задыхался от злости. - Вопрос в том, -
произнес он, - сколько костей ты переломаешь при падении. Посчитаешь их в
лазарете. Подойди сюда Мерт. Мы выкинем этого ублюдка, если он не понимает с
первого раза.
Мы продолжали лить гудрон. Солнце жарило во всю. Охранники явно
собирались осуществить обещанное. Скверное происшествие: Дюфресн,
заключенный номер 81433, случайно свалился с крыши во время ремонтных работ.
Хорошего мало.
Они подошли к Энди вплотную, Мерт справа, Хендлей слева. Энди не
сопротивлялся. Он не сводил взгляда с красного перекошенного лица Хеднлей.
- Если Вы уверены в ней, мистер Хендлей, - продолжал он все тем же
ровным спокойным голосом, - у Вас есть великолепный шанс сохранить каждый
цент Ваших денег. Итог Вас обрадует: Дядя Сэм остается ни с чем, тридцать
пять тысяч Ваши.
Мерт взял Энди за локоть, Хендлей продолжал стоять, тупо уставившись в
пространство перед собой. На секунду мне показалось, что все кончено, и Энди
полетит сейчас с крыши головой вниз. Но тут Хендлей произнес:
- Обожди немного, Мерт. Что ты имеешь в виду, парень?
- Я хочу сказать, что если Вы держите жену под контролем. Вы все можете
отдать ей.
- Перестань говорить загадками, парень, по-хорошему говорю.
- IRS позволяет Вам сделать единовременный презент своей супруге, -
пояснил Энди, - на сумму до 60 тысяч долларов.
Хендлей ошарашенно уставился на него.
- Не может быть. Без налога?
- Да, налогом не облагается.
- Откуда ты знаешь эти вещи?
Тим Янблуд сказал:
- Он был банкиром, Байрон. Думаю, он может...
- Заткнись, Крокодил. - не поворачиваясь, бросил Хендлей.
Тим вспыхнул и замолчал, его прозвали крокодилом приятели охранники
из-за толстых губ и поросячьих глазок. Хендлей продолжал разговор с Энди:
- Ты тот пронырливый банкир, который пристрелил свою жену. Почему я
должен верить такому, как ты? Чтобы подметать прогулочный двор рядом с
тобой? Этого добиваешься?
Энди отвечал все также безэмоционально: - Если Вы попадетесь на
финансовой махинации, то будете отправлены в федеральный исправительный дом,
а не в Шоушенк. Но этого не произойдет. Подарок, не облагающийся налогом,
дает Вам превосходную возможность сберечь свои деньги, не преступая закон. Я
делал дюжины... нет, сотни таких операций. В основном ко мне обращались
люди, получившие одноразовую крупную прибыль типа наследства. Как Вы.
- Я думаю, ты лжешь, - произнес Хендлей, но это было не так. И я ясно
видел это. Его черты исказились в напряжении, покрасневший лоб собрался в
морщины, и на лице читалось явственно эмоция, совершенно не свойственная
этому человеку. Надежда.
- Нет, я не лгу. Впрочем, Вам нет резона принимать мои слова на веру.
Обратитесь к юристу... и все.
- Этот официальный грабеж! Эти разбойники, ублюдки, которые сами только
и думают о том, чтобы содрать с тебя все до последнего цента! - прорычал
Хендлей. Энди пожал плечами:
- Обратитесь в IRS. Там Вам скажут точно те же вещи бесплатно. И
действительно, вовсе не обязательно слушать меня. Вы можете узнать все об
этой операции самостоятельно.
- Мать твою так, я не хочу, чтобы паршивый банкир, прикончивший свою
жену, давал мне тут указания.
- Вам нужна помощь юриста или банкира, чтобы оформить составление
дарственной, и это будет кое-что стоить. Или... если Вы в этом
заинтересованы, я сделаю все необходимое почти бесплатно. Я возьму за это
немного: по три бутылки пива для всех моих сотрудников. - Он обвел нас
рукой.
- Сотрудников, - загоготал Мерт и хлопнул себя по коленям. Редкостным
ублюдком был старина Мерт. Надеюсь, он умер от рака в какой-нибудь забытой
богом дыре, где неизвестен морфий. - Сотрудники, ха! Остроумно! Ты хочешь...
- Заткнись, урод. - Рявкнул Хендлей, и Мерт заткнулся.
Хендлей посмотрел на Энди:
- Что ты говорил?
- Я говорил, что хочу запросить за свою помощь всего лишь по три
бутылки пива для каждого из моих сотрудников, если это вообще можно считать
платой. Полагаю, человек будет чувствовать себя человеком, когда он работает
весной на открытом воздухе, если ему предложат бутылочку-другую чего-нибудь
прохладительного. Это мое мнение. Полагаю, остальные со мной согласятся и
будут Вам благодарны.
Я разговаривал потом с другими ребятами, которые были в тот день на
крыше - Рени Мартин, Логон Пьер, Пауль Бонсайнт и другие, - и все мы
увидели... точнее сказать, почувствовали одно и тоже. Неожиданно оказалось,
что преимущество на стороне Энди. На стороне Хендлея был пистолет в его
кобуре и дубинка в руках, его приятель Блек Стэмос и вся тюремная
администрация, а за этим вся мощь государственной машины, но вдруг это все
обратилось в ничто, и я почувствовал, что сердце мое забилось в груди так,
как никогда с тех пор, как четыре офицера захлопнули за мной ворота в 1938
году, и я ступил на тюремный двор.
Энди глядел на своего собеседника холодным, ясным, спокойным взглядом,
и мы все понимали, что речь шла не о 35 тысячах долларах. Я прокручиваю эту
ситуацию снова и снова в своем мозгу и прихожу к одному выводу. Энди просто
победил охранников, поборол их своим холодным спокойствием. И действительно,
Хендлей каждую минуту мог кивнуть своим приятелям, они выбросили бы Энди с
крыши, а потом можно было воспользоваться его советом.
И не было причин так не поступить. Но этого не произошло.
- Если я захочу, я всем раздам по парочке бутылок. - медленно ответил
Хендлей. - После пива лучше работается.
Черт возьми, и он был способен на какие-то благородные жесты.
- Я дам Вам один совет, который вряд ли кто-нибудь еще даст, -
продолжал Энди, глядя Хендлею прямо в глаза. На эту операцию стоит идти,
только если Вы уверены в своей жене. Если есть хотя бы один шанс из ста, что
она Вас надует, мы можем продумать другой вариант...
- Надует меня? - Резко спросил Хендлей. - Меня?! Ну уж нет, мистер, не
бывать этому. Она и пукнуть не смеет без моего позволения.
Мерт и Янблуд хихикнули. Энди даже не улыбнулся.
- Я сейчас напишу, какие формы необходимы, - сказал он, - и Вы возьмете
бланки на почте. Я заполню их соответствующим образом, а Вы подпишете.
Это звучало конкретно и по-деловому. Хендлей принял важный вид и
расправил плечи. Затем он оглянулся на нас и крикнул:
- А вы что стали, паразиты? Пошевеливайтесь, черт вас подери!
Он оглянулся на Энди:
- А ты учти, банкир. Если ты решил меня надуть, ничего хорошего из
этого не выйдет. Ты понимаешь, надеюсь, что в этом случае тебе оторвут
голову и засунут ее в твою же задницу.
