Время шло - возможно, единственно невосполнимая, единственно ценная
вещь в этом мире. Энди Дюфресн действительно изменился. Он продолжал делать
грязную работу на Нортона и заниматься библиотекой, все шло по-прежнему.
По-прежнему он заказывал выпивку на день рождения и Рождество, по-прежнему
отдавал мне недопитые бутылки. Время от времени я доставал ему полировальные
подушечки, и в 1967 я принес молоток: старый, который он получил
девятнадцать лет назад, совсем истерся... Девятнадцать лет! Когда вы
произносите эти слова, они звучат как захлопывание двери в гробницу и дважды
повернутый в замке ключ. Молоток, который тогда стоил десять долларов,
теперь поднялся до двадцати двух, и мы с Энди печально улыбнулись, когда
заключали сделку.
Энди продолжал обрабатывать камни, которые находил на прогулочном
дворе. Правда, двор теперь стал меньше: половина его была заасфальтирована в
1962 году. В любом случае, Энди находил достаточно, чтобы ему было чем
заниматься. Когда он заканчивал обрабатывать камень, помещал его на
подоконник. Энди говорил мне, что он любит смотреть на камешки, освещаемые
солнечными лучами, на кусочки планеты, которые он взял из пыли и грязи и
отшлифовал до зеркального блеска. Аспидный сланец, кварц, гранит. Крошечные
скульптуры, склеенные заботливыми руками Энди. Осадочные конгломераты,
отполированные так, что можно было ясно видеть, что они составлены из слоев
различных пород, отлагавшихся здесь на протяжении многих веков. Энди называл
такие образцы "тысячелетние сэндвичи".
Время от времени Энди убирал некоторые камешки с подоконника, чтобы
оставить место для новых. Большинство из тех камней, что покинуло его
комнату, перешло ко мне. Считая те, самые первые, напоминающие запонки, у
меня было пять экземпляров. Одна скульптура человека, мечущего копье, два
осадочных конгломерата, тщательно отполированных. У меня до сих пор хранятся
эти камни, и я часто верчу их в руках, думая о том, сколь много может
добиться человек, если у него есть время и желание.
