Был такой парень по имени Кендрикс, который солидно задолжал мне, и
выплачивал долг в течении четырех лет. Он работал на меня, и чем он более
всего был мне полезен - это умением добывать информацию, к которой я сам
доступа никогда бы не получил. Когда занимаешься такой деятельность, как я,
нужно держать ухо востро и быть в курсе всех дел.
Кендрикс сказал мне, что коллегия голосовала за освобождение Энди
Дюфресна следующим образом. В 1957 - семь-ноль против него, шесть-один в 58,
семь-ноль в 59 и пять-два в 60. Не знаю, что было потом, но шестнадцатью
годами позже он все еще находился в камере 14 пятого блока. Тогда, в 1975,
ему было пятьдесят семь. Возможно, они проявили бы великодушие и выпустили
его где-нибудь в 1983. Они, конечно, поступают очень гуманно даруя вам
свободу, но вот что, послушайте. Я знал одного парня, Шервуда Болтона, и он
держал у себя в камере голубя с 1945 по 1953. Пока его не амнистировали, у
него был этот голубь. Парень не был большим любителем птиц, он просто жил с
ним, привык к нему, и все. Он звал его Джек. Он выпустил Джека на свободу за
день до того, как по решению коллегии был выпущен на свободу сам Болтон.
Птичка выпорхнула из его рук, только ее и видели. А через неделю после того,
как Шервуд Болтон покинул нашу счастливую маленькую семью, один приятель
подозвал меня к себе и повел в западный угол прогулочного двора, где обычно
прохаживался Шервуд. Там в пыли валялся маленький грязный комок перьев, в
котором с трудом можно было различить застывший трупик голубя. Друг спросил:
- Это Джек?
Да, это был Джек. Бедная птичка погибла от голода.
Я вспоминаю первый раз, когда мы пересеклись с Энди. Этот день так
хорошо сохранился в моей памяти, что я могу воспроизвести все детали, словно
это было вчера. В тот раз он не просил Риту Хейворт. Это было позже. Летом
1948 года он подошел ко мне совсем по другому вопросу.
Большинство моих операций совершалось на прогулочном дворе, здесь
заключил я и эту сделку. Наш двор очень большой, гораздо больше, чем дворы
во многих других тюрьмах. Северная сторона его представляет собой стену с
вышкой в каждом углу. Охранники с биноклями, превосходно вооруженные, сидят
на вышках и осматривают окрестности. Здесь же расположены главные ворота.
Хозяйственные ворота для перевозки всяких грузов расположены в южной стороне
двора. Их пять. В течение рабочей недели Шоушенк - довольно занятое место:
туда-сюда постоянно снуют посыльные, у ворот сигналят грузовые машины. Мы
имеем на своей территории большую прачечную, обслуживающую всю тюрьму, плюс
госпиталь Китгери и приют Элиот. На нашей территории расположен также
крупный гараж, где заключенные, исполняющие обязанности механиков, следят за
машинами охраны, тюремными машинами, государственными, муниципальными.., и
конечно, члены коллегии тоже не упускают случая воспользоваться нашими
услугами.
Западная сторона двора - каменная стена в маленьких зарешеченных окнах.
Пятый блок находится по другую сторону этой стены. Администрация и лазарет
расположены в восточной стороне. Шоушенк никогда не был переполнен, как
большинство тюрем, а в 1948 году он был занят едва ли на две трети. Но в
любое время на прогулочном дворе вы можете увидеть от восьмидесяти до сотни
заключенных, играющих в футбол или бейсбол, просто прохаживающихся,
болтающих друг с другом, обсуждающих свои дела. В воскресенье становится еще
более людно, и все это напоминало бы даже уик-энд за городом, если бы не
славные ребята на вышках и отсутствие женщин.
Энди подошел ко мне впервые именно в воскресенье. Я только что закончил
разговор с Элмором Эрмитажем, славным малым, который часто имел дело со
мной, и тут подошел Энди. Я, конечно, уже знал, кто он такой. Он успел
заработать себе репутацию сноба и хладнокровного типа. Я слышал даже такую
фразу, что Энди уверен, что его дерьмо пахнет приятнее, нежели дерьмо
простого смертного. Говорили также, что ничего хорошего этому парню здесь не
светит. Один из утверждавших это был Богс Даймонд, человек, которому лучше
не попадаться на пути, если вы дорожите собственной шкурой. Про Энди уже
сплетничали достаточно многие, но я не люблю прислушиваться к досужим
россказням, пока сам не составил мнение о человеке.
- Добрый день, - произнес он, - Я Энди Дюфресн. Он протянул руку, я
пожал ее. Он не был похож на человека, который станет терять время, чтобы
показаться общительнее. И действительно, мы сразу перешли к делу.
- Я слышал, что вы тот человек, который может кое-что достать.
Я согласился, что кое-что входит в возможности моей скромной персоны.
- Как Вы это делаете? - На прямую спросил Энди. - Временами вещи,
кажется, сами идут ко мне в руки. Это сложно объяснить. Возможно, все дело в
том, что я ирландец. Он слегка улыбнулся.
- Я хочу, чтобы Вы достали мне геологический молоток.
- Что это еще за штуковина, и зачем она Вам? Энди изумился и чуть
приподнял брови. - Разве мотивация желания заказчика является частью Вашего
бизнеса?
Вот тут-то, я понял, почему его называют снобом, не удивительно, что
человек, задающий такие вопросы, заслужит соответствующую репутацию. Однако,
мне показалось, что в его словах заключается изрядная доля иронии, и я
объяснил ситуацию.
- Видите ли, если Вы хотите зубную щетку, я как-нибудь обойдусь без
знания мотивов. Просто назову цену. Потому что, зубная щетка не относится к
вещам, если можно так выразиться, летальным. - Вы испытываете неприязнь к
летальным вещам? - Да.
Старый потрепанный бейсбольный мяч полетел в нашу сторону. Энди
развернулся и аккуратным движением кисти послал мяч в точности туда, откуда
он приближался. Движение было великолепным, точным, быстрым, необыкновенно
изящным. Сам Френк Мелзон мог бы таким гордиться. Я видел, что большинство
людей, продолжая заниматься своими делами, краем глаза наблюдали за нами.
Возможно, на нас с интересом смотрели и ребята с вышек. В каждой тюрьме есть
несколько человек, имеющих наибольший авторитет среди заключенных. Скажем,
четыре или пять в маленькой тюрьме, два-три десятка в большой. В Шоушенке я
был одним из них, и от моего мнения зависело очень много. То, что я скажу об
Энди, будет играть важнейшую роль в его дальнейшей судьбе. И он это знал, но
нисколько не заискивал передо мной. Я начинал уважать его за это.
- Ну хорошо, я расскажу вам, что представляет собой этот молоток и
почему я его хочу. Геологический молоток имеет примерно такие размеры. -
Энди развел руки, и тут я обратил внимание, какие они у него ухоженные, и
как аккуратно подпилены и вычищены ногти. - Это штука слегка напоминает
кирку, с одного конца она острая с другого чуть плоская. Я люблю камни,
поэтому делаю Вам такой заказ. - Камни... - повторил я. Энди посмотрел на
меня и усмехнулся. - Идите-ка сюда.
Я последовал приглашению. Мы опустились на корточки, как дети.
Энди набрал полную пригоршню дворовой пыли и начал растирать ее между
ладонями. Пыль и грязь взвилась облаком вокруг его ухоженных рук. В ладонях
остались несколько небольших камешков, парочка блестящих, остальные плоские
и совершенно неинтересные на вид. Один из них был кварц, и он не производит
впечатление, только пока Энди не очистил его хорошенько. Теперь он сверкал,
как стеклышко. Энди бросил камешек мне. Я поймал его и назвал.
- Конечно, кварц, - кивнул Энди, - и вот еще смотрите. Слюда. Сланец.
Гранит. Здесь были залежи известняка, ведь наш славный дворик, как вы могли
заметить, вырезан в холме. Вот почему здесь можно найти все это. - Он
отшвырнул камешки и отряхнул руки. - Я большой любитель камней. Точнее
сказать... был таковым, пока не попал сюда, в той жизни. Но хочу и здесь,
хоть в какой-то мере, заниматься своим увлечением. - Воскресные экспедиции
на прогулочный двор? Эта идея, конечно, была совершенно идиотской. Однако,
этот маленький кусочек кварца как-то странно затронул мое сердце. Не могу
даже объяснить почему. Никому раньше не приходило в голову заниматься здесь
такими вещами. Этот камешек, возможно, был для меня ниточкой, связывающей
нас с внешним миром. Со свободой.
- Лучше устраивать воскресные экспедиции на прогулочный двор, чем вовсе
обходиться без них. - сказал Энди.
- Однако могу ли я быть уверен, что этот молоточек не опустится рано
или поздно на чью-нибудь голову? - Здесь у меня нет врагов. - Мягко сказал
Энди. - Нет? - Я улыбнулся. - Подождите немного. - Если будут какие-нибудь
эксцессы, я улажу все и без молотка. - Возможно, Вы хотите устроить побег?
Раздробить стену? Если это так...
Он рассмеялся. Когда через три недели я увидел этот молоток, я понял,
почему.
- Полагаю, Вы в курсе, что если кто-нибудь увидит этот молоток, его
отберут. Если у вас в руках обнаружат чайную ложку, будьте уверены, отберут
и ее. И что же вы намерены делать, сидеть здесь посреди двора и стучать
по...
Камешкам? - О, поверьте, я вовсе не это намерен делать. Я...
Придумаю кое-что получше.
Я кивнул. В конце концов, меня действительно это не касается. Я достаю
заказчику товар, а что случается потом, меня волновать не должно.
- Сколько может стоить такая штуковина? - поинтересовался я. Мне
начинал нравиться его стиль общения - прохладный, спокойный, чуть ироничный.
Если бы вы провели в этой чертовой дыре столько лет, сколько я, вы бы
поняли, как можно устать от этих шумных ребят с лужеными глотками, вечным
стремлением качать свои права и широким ассортиментом бранных слов, среди
которых попадаются хорошо если десяток цензурных. Да, пожалуй, Энди
понравился мне сразу.
- Восемь долларов. - ответил он. - Но я понимаю, что Вы занимаетесь
своим бизнесом не в убыток себе.
- Обычно я беру цену товара плюс десять процентов накидываю для себя.
Но когда речь идет о такого рода вещах, которые если и не являются опасными,
то могут показаться таковыми тюремному начальству, я увеличиваю цену. В
конце концов, мне самому приходиться давать кое-кому на лапу, чтобы
заставить вращаться все винтики и колесики... Скажем так: десять долларов.
- Договорились.
Я взглянул на него с интересом, слегка улыбнувшись.
- И у Вас они имеются?
- Да, - пожал плечами Энди.
Спустя довольно долгое время я узнал, что он имел гораздо больше.
Порядка пяти сотен долларов. Он пронес их с собой. Конечно, при поступлении
в тюрьму вы подвергаетесь тщательной проверке, и эти ребята, будьте
спокойны, отберут у вас все, что им удастся обнаружить. Но человек опытный,
или, как в случае с Энди, просто сообразительный может обвести всех этих
славных малых вокруг пальца, есть тысяча способов это сделать.
- Вот и прекрасно, - сказал я, - и еще, надеюсь. Вы знаете, что нужно
делать в случае, если Вас поймают.
- Надеюсь, знаю, - отвечал Энди, и по легкому изменению выражения его
серых глаз я понял, что он знает, о чем я намерен толковать. Это было едва
заметное изменение, просто взгляд чуть засветился тонкой иронией.
- Если Вас поймают, нужно говорить, что Вы нашли Ваш молоток. Окажетесь
в одиночке на две, три недели... и, конечно, потеряете свою игрушку и
получите отметку в карточку. Мое имя называть ни в коем случае нельзя. Нашли
и все, ни больше ни меньше. Если же вы меня выдадите, мы никогда больше не
будем иметь дел. Никаких: я не стану доставать для Вас ни бутылку виски, ни
шоколадку к празднику. Кроме того, я попрошу своих ребят объяснить Вам
вкратце правила поведения. Я не сторонник жестких мер, поймите правильно,
мне приходиться как-то защищаться, иначе мой бизнес ни чем хорошем не
закончится. По-моему, это вполне естественное желание.
- Да, согласен. Можете не беспокоиться.
- Не в моих правилах беспокоиться о чем-либо. Это было бы глупо и
смешно в таком месте, как здесь.
Он кивнул на прощанье и пошел своей дорогой. Тремя днями позже, когда в
прачечной был перерыв на обед, он прошел мимо меня, не говоря ни слова, даже
не поворачивая головы. И сунул мне в руку купюру с ловкостью карточного
фокусника. Быстро же этот парень научился ориентироваться в ситуации! А
молоток я уже достал. Он лежал у меня камере целые сутки, и я мог видеть,
что это в точности та штуковина, которую описал Энди. Конечно, сама мысль о
том, чтобы с помощью этого орудия устроить побег была нелепой. Это заняло бы
шесть сотен лет, не меньше. Однако я все еще оставался при своих сомнениях.
Если острый конец молотка когда-либо опустится на чью-нибудь голову, то тот
бедняга, с кем это случится никогда уже не выйдет прогуляться на наш славный
дворик... Я слышал, Энди уже имел неприятности с сестрами, и очень надеялся,
что молоток припасен не для них.
Мои ожидания подтвердились. Рано утром следующего дня, за двадцать
минут до подъема, я сунул эту штуковину Эрни, славному малому, который
подметал коридор пятого блока, пока не ушел отсюда в 1956. Не говоря ни
слова, он взял молоток, и на протяжении девятнадцати лет я так и не увидел
его, и не услышал ничего о каких-либо учиненных Энди с его помощью
неприятностей.
На следующее воскресенье Энди подошел ко мне во дворе. Выглядел он,
смею вам заметить, преотвратно. Разбитая нижняя губа опухла, правый глаз,
окруженный огромным синяком, был полуприкрыт, на щеке виднелась ссадина. У
него продолжались неприятности с сестрами, но Энди ни словом не упомянул об
этом.
- Спасибо за инструмент, - произнес он и пошел дальше.
Я с любопытством наблюдал за ним. Он прошел несколько шагов,
остановился, нагнулся и поднял с земли небольшой камешек. Затем отряхнул его
и внимательно осмотрел его. Карманы в тюремной одежде не предусмотрены. Но
из этого положения всегда можно найти выход. Камешек исчез в рукаве, и Энди
продолжал свой путь... Я восхищался им. Вместо того, чтобы ныть по поводу
своих проблем, он продолжал спокойно жить, и старался сделать свою жизнь
максимально приятной и интересной. Тысячи людей вокруг на такое отношение к
вещам не способны, и не только здесь, но и за пределами тюремных стен. Еще я
отметил, что хотя лицо Энди было обезображено последствиями вчерашнего
конфликта, ногти были идеально ухожены и чисты.
Я редко видел его на протяжении последующих шести месяцев - большую
часть этого времени Энди провел в одиночном карцере.
